Звезда Паша
— Ну, сделай что-нибудь! Сделай, а! — голосила девчушка, — Ну, пожалуйста, Чебушка!!! ПА-ЖА-ЛУС…
— Прекрати ты! — гаркнул Чеба.
Женька дёрнулась и замолчала. Ненадолго — где-то на секундочку. Хлопнула пару раз мокрыми длинными ресницами и завела по сотому кругу:
— Ну Че… Чебушка! Ну! Сделай же что-нибудь! Я же говорила маме, что не справлюсь… Не справлюсь я с ним! Че!
И девчонка окончательно разрыдалась, зажав обеими ладонями рот.
Чеба сплюнул в траву. Не любил он девчачьих истерик. Парень с досады мотнул головой:
«Тоже мне — нашла «Чебушку». Лучше бы полным именем «Арчибальд» звала. Хотя нет уж… А шея затекла. Постой-ка столько с запрокинутой башкой — вообще отвалится».
Парень мрачно глянул на Женьку. Та плакала, всматриваясь в крону дерева. Чёрные густые волосы дрожащей волной качались за её худенькой спиной. Лямки от выцветшего сарафана сбились, открыв две незагоревшие полоски на плечах.
Женька снова громко всхлипнула, волосы вздрогнули. А Чеба чуть смутился, и резко посмотрел вверх. Да так, что в шее что-то хрустнуло.
Пашок никуда не делся, сидит там же — почти на самом верху старого орехового дерева. Устроился на длинном суку, болтая голыми пятками. Смотрит на уходящее солнце и смеётся. Хоть кто-то сейчас счастлив.
— Он свалится… се… се… час… Чеба!! Ну что нам де… — ревела Женька, не отрывая глаз от младшего брата.
— Да тихо ты! — рявкнул Чеба, окончательно теряя терпение, — Что ты разнылась? Ты же взрослая деву… девочка! Придётся лезть.
— Я… не… не смогу… высо…
— Да кто ж тебя пустит? — мрачно хмыкнул Чеба и двинулся к стволу ореха.
Женька мигом затихла, уставившись в затылок подростку. Аж щекотно стало. Он дёрнул плечами.
Огромный орех рос на пустыре прямо за домами. Видимо, с давних-давних пор, когда тут ещё был частный сектор. Старый орех, наверно, и не плодоносит. Ствол толстенный. Его даже Чебе не обхватить руками, хотя к тринадцати годам парень вытянулся сильно — обувь и та сорокового размера.
Мамка иногда шутит, что с таким размером лап по снегу можно ходить без лыж — не провалишься. И смеётся.
Она вообще-то редко смеётся. Устаёт на своей работе в офисе «как собака цепная». Иногда приходит раньше, часов в восемь вечера. Редко только. Отдыхает на диване перед телевизором. Звук телика еле-еле оставляет, а сама листает какие-то офисные бумажки, нацепив на нос очки. В такие вечера Чеба устраивается в её ногах с электронным ридером-читалкой и старается не мешать.
Бывает, мама спрашивает о школе и друзьях. Чеба рассказывает, хотя женщина редко его внимательно слушает — вся погружена в свои мысли. А папа вообще приходит после двенадцати…
Сначала Чеба хотел лезть на орех в кроссовках. Поддёрнул джинсы, подпрыгнул, уцепился за нижнюю ветку и повис. Попытался кроссовками упереться в кору, но подошвы предательски скользили. Пришлось спрыгнуть и разуться.
Женька следила за мальчишкой широко распахнутыми глазами, все также зажимая рот ладонями с неумелым и уже облезшим маникюром на обкусанных ноготках. Ну хоть молчит и то хорошо.
Чеба швырнул кроссовки в траву рядом с сандалетами Женькиного брата и снова прыгнул, повис на толстой ветке, оттолкнулся подошвами от старого ствола и подтянулся.
Дело пошло. По ореху карабкаться легко — ветки крупные и чистые.
«Вот только одно непонятно — как Пашка сюда забрался? Ладно, об этом подумаем потом. Сейчас вверх, вверх, к этому дурню. Главное, помнить о трёх точках опоры, как папа учил».
***
Было время, когда родители Чебы были все вечера дома. Они даже вместе проводили выходные. Отец что-то мастерил в сарае из досок — стругал, сверлил. Мелкий Чебка крутился рядом, помогал как мог — край доски придерживал, стружки выметал, даже маленьким рубанком работал.
Папа часто молчал, да и Чеба тоже с ним. Это было хорошее молчание, уютное. Мужчина лишь поглядывал на сына с иронией и коротко командовал: «тащи», «бери», «придержи», «а теперь домой». Хорошее было время. Восьмилетний Чеба чувствовал себя самым счастливым человеком на свете — он помогает, как взрослый.
Потом родители устроились в фирму, торгующую стройматериалами. И всё — словно выключили свет в комнате.
Сначала маленький Чебка плакал, скучая. Даже как-то крикнул им, чтобы лучше их совсем не было. Мама тогда впервые ударила сына по щеке. От неожиданности паренёк даже забыл как реветь.
Родители приходили домой всё позже и позже. Приходилось сидеть с соседкой — бабой Машей. С ней не побалуешь. Она так и говорила: «Не балуй!», и зырк поверх толстых очков. Чебка торопливо исчезал в своей комнате и больше не высовывался.
Учил уроки, тихо играл на паласе в кораблики или читал всякие фантастические книжки. Бывало, так и засыпал на полу. Потом замечал сквозь сон, как папа перекладывал его на постель. Слышал, как родители аккуратно ходят по квартире, что-то шёпотом обсуждая на кухне, звякая тарелками.
Лишь утро он проводил с родителями. Они сидели за большим кухонным столом, завтракая, и Чебка был счастлив, как когда-то давно. Всё было замечательно. Мальчишка улыбался, стараясь не думать, что вечером опять будет только он, да баба Маша.
Жизнь немного изменилась, когда они переехали в большую новую квартиру на другой конец города. Тут не было бабы Маши, и подростка предоставили самому себе. Тем более, он был уже взрослым — шестиклассником.
Парень хорошо помнил первый вечер, когда вышел в новый незнакомый двор между двумя девятиэтажками. Никого вокруг не было, лишь вдалеке, у противоположного дома, пара бабулек на лавочке.
Чеба послонялся по двору и у какого-то подъезда увидел пацана в жёлтых шортиках и белоснежной футболке. Третьеклашка на вид, лет десяти. Тот тоже заметил Чебу, поднял голову и разулыбался. Хорошо так, чисто, как родному. Шмыгнул носом и громко сказал:
— Здравствуй!
Чеба не удержался — улыбнулся в ответ, отозвался:
— Дарова, мелкий.
Пацанчик почесал белую незагорелую коленку. А где б он загорел? Только июнь начался. Он задрал тонкие брови и гордо заявил:
— Пашенька сегодня сам мылся. Сначала голову, потом животик, потом правую ручку, потом левую.
Старший непонимающе уставился на мальчонку. А тот с улыбкой продолжал рассказ:
— Потом правую ножку, потом левую. Сам мылся. Пашенька сам мылся, ага!
И мальчик серьёзно стал кивать головой, ещё что-то бормоча под нос. Улыбка с лица Чебы сползла.
«Это дурачок».
Чеб жалобно поморщился и стал тихо отступать подальше от мальчика. Тот вдруг вскинул глаза.
— Я — Пашенька. А ты? — спросил странный ребёнок, и улыбка его была уже не такой чистой. Это была улыбка больного мальчика. У Чебы аж дыхание перехватило от неловкости.
«Куда бы деваться?»
Тут из-за угла дома вывалилась стайка мальчишек разного возраста, но сплошь мальки из начальной школы. Увидели Пашку и заорали радостно, засвистели, побежали к нему.
Тот тоже заметил ребят. Вмиг потух, втянул голову в плечи и испуганным мышонком смотрел на приближающуюся улюлюкающую ораву. Не двигался.
Чеба же воспользовался моментом, что ребёнок о нём забыл, и тихо побрёл к своему подъезду. Когда открывал тяжёлую железную дверь, навстречу вылетела рассерженная девчонка его лет.
Она пронеслась мимо, только хлестнула чёрным тугим хвостом густых волос Чебу по плечу.
«Вот дурная!» — подумал парень и проводил взглядом девчонку.
Та подлетела фурией к компании младшеклассников, что веселилась вокруг дурачка Пашеньки, и давай развешивать всем затрещины. Те, как горох посыпались врассыпную с воплями: «Дура ненормальная! И брательник твой, и ты такая! Жека — дура!»
«Значит, Женя», — подумал Чебка.
Ребятня шустро разбежалась, а старшая сестра схватила за руку Пашку, и потащила домой. Заплаканный дурачок что-то попискивал, но Женя тащила его, как танк. Только шипела сквозь зубы:
— Нельзя от подъезда уходить, Пашок, нельзя! Горе моё! Куда тебя понесло, блин?
Через секунду они были рядом с Чебой, что до сих пор торчал у подъезда.
— Придержи дверь, — это она уже скомандовала парню. — Спасибо!
И брат с сестрой пронеслись мимо, к лифту. Чеба только заметил, что шорты у Пашки спереди мокрые. Он сначала не понял почему, но потом уловил характерный запах и досадливо поморщился, словно больной зуб прикусил.
Следующие пару недель подросток постоянно сталкивался с дурачком во дворе. Тот часто сбегал из дому, а сестра носилась по округе, выискивая братишку.
«Дурная эта Женя. Зачем вообще выпускать парня одного?»
Вот и сегодня… Сегодня Чебке было просто скучно. Как-то враз надоели книжки, новых приятелей во дворе он так и не завёл. А старые были слишком далеко — не наездишься к ним через весь город.
Дома скучно и жарко. Подросток днём торчал на балконе, а к вечеру спустился во двор. Тут-то на него и налетела зареванная Женька.
— Мальчик, помоги! — вскрикнула она, бросаясь к подростку. — Ты можешь снять моего брата с дерева?
Парень пожал плечами. Все равно делать нечего.
— Высокое? Пашку что ли?
— Да-да-да! — затараторила Женька плачущим голосом, —Залез на орех…
Чеба внутренне охнул.
«На орех? Это здоровущее дерево! Чуть не под самую крышу ближней девятиэтажки».
— На самую макушку, гад! — воскликнула Женя и всхлипнула со стоном, — Я туда не заберу-усь!
— Думаешь, я заберусь? — справедливо заметил парень. — Взрослых позвала кого?
Но Женя отмахнулась:
— Кого сейчас позовешь? Никого нет! Все на работе. Пойдём, а?! — просит девушка и хватает за руку парня.
Тащит за собой на пустырь, свободной рукой размазывая слезы по щекам. Чеба руку выдернул — что он, маленький? Сам пошёл следом.
Выскочили они к ореху и замерли, задрав головы.
— Вон он, — крикнула Женя.
Но парень и сам видел. Синяя рубашка пацана трепетала высоко в кроне ореха. У Чебы похолодело внутри… Вот если пацан оттуда звезданётся…
Теперь Чеба уже минут десять медленно полз по ореху вверх. Ветки-то удобные, чистые, но все равно исцарапался мальчишка знатно. Хорошо, хоть не в шортах, а то бы и ноги пострадали.
«Давай, двигай, ещё! Три опоры — рука, обе ноги. Шаг выше».
Сначала все шло отлично, словно по лесенке поднимаешься. Потом стал выдыхаться. Руки-ноги заныли, не привычные к такой нагрузке. А до Пашки ещё ого-го сколько. Футболка на животе стала грязной.
«Мама расстроится» — вяло подумал Чеба.
— Быстрее, Чебушка-а! — донёсся снизу крик Женьки.
Угу, быстрее… «Сама бы полазила тут», — ворчал под нос Левин. Чем выше забирался, тем сильнее качался ствол, он стал уже тоньше — рукой обнять можно.
— Только вниз не смотри-и-и! — опять крик снизу.
И Чеба тут же поглядел. Ой-о-о! Сарафан Жени мелькал где-то далеко-далеко, сквозь крону и не видно почти. Осознание такой высотищи качнуло парня. Он вцепился в дерево…
«Да не высоко вроде… На уровне пятого-шестого этажа… Что ты, балбес, трусишь?» —прозвучал внутри ехидный голосок.
— Ничего я не трушу, блин, — огрызнулся Чебка сам себе. Не маленький он, чтобы трусить. Но лезть выше пока не было сил. Страх накатывал волнами. Надо было двигаться вверх, но…
— Ладно, передохну, — процедил мальчишка, глубоко дыша. Устроился в развилке и прижался к прохладному дереву. Он совсем не понимал, зачем его понесло на орех, как ему снять Пашку, если даже сам выдохся.
Может, слезть?
«Ты слабак и трус!» — проснулся в голове вредный голосок. Чеба с досады ударил кулаком по стволу и заставил себя шевелиться. Если бы он был полярником, то разве смог бы развернуться и убежать домой? А если вокруг мороз -70 градусов? Бросил бы друзей и ускакал домой?
«Но Пашка — не друг», — оправдывался сам себе Чеба.
И что? Значит, слезть вниз и сказать Жене: «Прости, не смог, пусть твой брат сам слезает»? Нет уж, фигушки…
До Пашки осталось совсем мало — метра три. Лезть стало труднее, ствол покачивало от ветра, но Чеба сцепил зубы и, громко сопя, лез, переползая с ветки на ветку. Ещё чуть-чуть…
— Здравствуй!
Чеба вздрогнул и задрал голову. Сверху на него улыбаясь смотрел Пашка.
— Как тебя зовут? Я — Пашенька.
Чеба молча дотянулся до верхнего сука рядом с тем, на котором устроился этот мелкий дурачок, подтянул ноющее тело, и, наконец, оказался рядом с Пашкой, тяжело дыша.
— Здравствуй! — радостно повторил Женькин брат.
— Виделись, — буркнул Чеба, отдуваясь.
— Там сонца! — радостно сообщил мальчишка и махнул рукой на запад, где за городскими крышами уже скрывалось светило. — Она спать пошла!
Пашок опасно качнулся на ветке, и Чеба вцепился в его футболку, подтягивая балбеса ближе к стволу, обнял рукой за худые лопатки и рыкнул бессильно:
— Да держись ты!
Пашка вдруг заелозил и захихикал:
— Щекотно…
— Потерпишь, — огрызнулся Чеба. — Ну-ка держись одной рукой за дерево, дурень…
Тут Левину пришла в голову неожиданная мысль. Он расстегнул ремень на джинсах и медленно вытащил из петелек пояса.
Пашка увидел ремень, и вдруг улыбка сползла с его лица. Мальчик судорожно вздохнул и съёжился на ветке, наклонив голову. Несколько крупных слезинок шлепнулись на листву между его исцарапанными коленками.
Чеба, возившийся с ремнём, не сразу это заметил. А как увидел, чертыхнулся и выдавил:
— Да не для тебя это, Паш! Точнее, для тебя, но не для этого… От блин.
Ветер качал верхушку ореха, стремительно темнело. Так, как бывает только летом. Но Чеба совсем не смотрел вокруг — он с трудом пристёгивал ремнём уже успокоившегося и хихикающего пацана к тонкому стволу дерева. Только бы хватило…
— Сейчас передохнем, Пашок, и будем спускаться, ладно? — выдохнул Чеба, когда ремень защёлкнулся вокруг тощей талии малыша и ствола.
Легко сказать «будем спускаться». И как? Ничегошеньки не видно. Стало совсем темно, в ближайшем доме на этажах вспыхивали окна. Там сновали люди, занятые своими делами.
— Звезда! — вдруг завопил Пашка и стал подпрыгивать на ветке как на лошадке. Вся верхушка ореха затряслась. Чеба судорожно ухватился за ствол покрепче.
— Блин, дурень, — воскликнул Чебка, — что ты орёшь?
— Там звезда! — вопил Пашка и тыкал рукой в небо.
Звёзд на небе было и правда до чёртиков.
— Угомонись ты! — рявкнул Чеба. — Всё, пора слазить.
Но двигаться совсем не хотелось. Их качало на огромной высоте, но мысль о том, что надо ползти вниз и каким-то образом заставить Пашку лезть, накрывала волной страха. Чеба почувствовал, что сейчас разревётся, как Женька внизу.
Он поглядел на неунывающего Пашку. Тот с улыбкой таращился в звёздное небо, запрокинув голову. Что-то шептал себе под нос, беспорядочно шевеля пальцами, улыбался чему-то своему.
Пашка был счастлив. А Чебе стало совсем плохо. Этот дурачок даже не понимает, что делается вокруг. Он просто забрался к солнцу, птичкам, а теперь вот звезды — не жизнь, а праздник какой-то.
Чеба даже чуть позавидовал парню: как просто жить — солнце, звёзды и всё. И купается в счастье.
— Смотри! Звезда! Там! Там! И там! — громко шептал мальчишка, и махал руками.
Чеба невольно задрал голову и не смог оторвать глаз. Так и замерли они на долгие секунды, всматриваясь в переливы ярких точек над головой. Даже Пашка вдруг затих.
Ребята словно повисли в пространстве. Вокруг шептала крона, тихо покачивалась верхушка ореха, где-то гудела автострада. Это все было так далеко и…
И вдруг ствол мелко затрясся, Чебка охнул и вцепился в орех, прижимая к стволу и Пашку. Неужели сейчас всё сломается? Не выдержало дерево?
Пашкино лицо оказалось совсем рядом. Тот, улыбаясь, смотрел на перепуганного Чебу.
— У тебя тут звезда, — вдруг со смешком сказал Пашенька и ткнул чуть ли не в глаз Чебе грязным пальцем. Чеба отдёрнул голову, ругнувшись сквозь зубы.
Снизу раздался хруст ветвей, и совсем рядом вдруг послышался папин голос:
— Арчибальд?!
— Па-ап? — ошарашено спросил Чеба темноту внизу. И тут же разглядел в слабом свете окошек бледное лицо отца. Родное лицо. Значит, все кончилось?! Теперь папа поможет! Отец смотрел снизу, сквозь ветви. В метрах двух, наверно.
— Сына, я выше не поднимусь, нас всех не выдержит. Сейчас я кину верёвку. Закрепитесь там, хорошо?
— Хорошо, пап!!
— Лови… Приготовились?!
Вверх взметнулся моток верёвки, слегка зацепился за пару веток, но долетел прямо к рукам Чебы и тот… поймал.
— Поймал, пап! — радостно завопил Чебка. — Поймал!
— Молодец! Теперь привяжи себя и пацана к дереву…
— Я его уже ремнем пристегнул… — гордо выдал Чеба, не замечая, что уже просто плачет от счастья, что все заканчивается, что папа тут.
— Здравствуй! — вдруг раздалось над ухом Чебы. — Я — Пашенька. А там звезда!
Левин-старший хмыкнул внизу:
— Угу… И тут и там… Звезды вы наши… Только не устройте мне звездопад, парни…
Чеба рассмеялся, размазывая древесную пыль по мокрым щекам.
Паша тут же закивал и важно выдал:
— Пашенька — звезда!
А из-за дома к ореху тяжело выруливала здоровенная пожарная машина.
***
На следующее утро Чеба проснулся поздно — мама с папой давно уже на работе. Натянул джинсы. Без ремня они тут же решили соскользнуть. Ремень остался где-то в ветвях старого ореха — пожарники его разрезали, когда снимали мальчишек с дерева.
Не успел он доплестись до туалета, поддёргивая штаны, как в дверь требовательно позвонили… Чеба сонно поморщился и пошёл открывать.
Перед дверью стоял Пашка и улыбался во весь рот.
— Здравствуй! Пашенька — звезда! — возвестил он.
— Здравствуй, звезда, и чего мне с тобой делать? Есть хочешь?
— Нет! — мальчишка размашисто замотал кудлатой головой. — Пашенька кушал! Сам! Сначала кашку, потом молоко… Потом…
— Понял-понял, — сказал Чеба, усмехнувшись, и втянул пацана в квартиру. — Иди-ка на кухню, я сейчас…
— Пашка! Зараза такая! — раздался на лестнице девчачий голос. — Ты куда ушёл? Нельзя гулять! Ща ремня дам!
Чеба выглянул на площадку и крикнул:
— Жень, он у меня, в двадцатой. Позже приведу. Хорошо?
На лестнице стало тихо, а потом раздалось радостное:
— Хорошо, Чеба…
Москва, март 2008
