Проводник его печати

Прошлое совсем не помню. Иногда, во снах, та жизнь напоминала о себе смутными картинками-образами.

Маленький дворик, окружённый тёмно-жёлтыми двухэтажными домами, снился чаще всего. Асфальтовые дорожки и палисадники двора усыпаны тополиной листвой. Вдоль домов на взрослом велосипеде едет подросток. Велосипед большой и пацан, неловко изогнувшись, просунул ногу под рамой, со скрипом крутит педали. Что за мальчишка, не помню. Может брат? А может и нет.

Вот и все воспоминания. Право, не густо?

Вспоминая сон, скольжу в толпе людей, легонько касаясь спешащих куда-то мужчин и женщин, детей и старушек. Ищу того, кому необходимо Предупреждение.

Огромный муравейник-вокзал в это время года забит до отказа уезжающими и вернувшимися. Люди, люди, люди… Торопятся, тянут за собой безобразно набитые сумки, томятся в длинных очередях у касс.

Вот. Нашёл!

Выбираюсь из временного потока. Мир вокруг меня замирает, становится блёклым, серо-белым. Тот, кого я искал, — высокая сутулая девушка. Она сегодня получит Предупреждение. Я кончиками пальцев касаюсь девичьей капсулы. Механизм запущен — можно возвращаться в реальное время.

Мир облегченно рванулся с шумом и гомоном. Девушка поправила на плече лямку огромной сумки и побежала по своим важным делам.

Люди, люди, люди… Струятся вокруг меня и сквозь меня, а я продолжаю неспешный поиск, вспоминая. Чаще всего вспоминаю Школу.

* * *

После долгого отбора нас осталось совсем немного — трое парней и пять девушек. Самое сложное позади — мы прошли. Странно, но я совсем не чувствовал себя счастливым. Какое-то внутреннее удовлетворение и всё. Ребята же из моей группы радостны и шумны, как малыши.

Когда веселье начинало плескаться через край, я незаметно уходил в свою комнату. Не винил одногруппников — они заслужили право на радость. Всё-таки отбор был таким муторным и тяжёлым. Прошли же?

Каждое утро мы собирались у старого клёна во дворе школы. Ребята зевали, тёрли глаза. Пока ждали проспавших, разговоры постепенно набирали обороты, веселье волнами прокатывалось по группе, нарастая.

Наблюдать за первыми ростками веселья интересно. Оно сначала выскальзывало мелкими смешками то у одного, то у другого. Кто-то фыркал, рассказывая нечто на ухо соседу. И вот смех расцветал среди ребят, заражая всех и каждого.

Я чаще стою чуть в стороне и веселью не по силам заразить меня. Тони, нахохотавшись с девчонками, иногда подходит ко мне и просто стоит рядом, переводя дух. Всего несколько секунд и вот уже кто-то из девушек утаскивает моего друга. Тони, виновато оглянувшись на меня, исчезает за спинами.

Если наша группа под клёном стоит долго, то веселье перерастает в действие — начинается дурашливая толкотня.

Кто-то обязательно закрутит сальто и запрыгнет на одну из верхних веток клёна. Или девчонки, сцепившись руками, создадут колечко-отжимку, да подкинут зазевавшегося почти на уровень крыши главного корпуса — этажей пять где-то. С хохотом ловят раззяву, планирующего вниз.

Я с улыбкой наблюдал за шумными развлечениями друзей. Да, мы дружили. Ребята относились ко мне хорошо. Не подумайте, что я уж такой нелюдимый, мрачный индивидуалист. Совсем нет. Свой. Меня принимали таким, каков я есть.

Утренний Контакт для меня самое простое упражнение. Разминка перед началом серьезных занятий. Перед Воротами вся наша группа затихает, лица укутывает сосредоточенность.

Тони побаивается Контакта — вон как поджал губы. В этот миг парень становится совсем чужим, серьёзным, взрослым. Еще недавно лицо было расслабленным, таким, сонным.

Я будил Тони, сдёргивая с него одеяло. Парень же со смехом отбивался от меня, обнимая подушку. Шумно возмущался, пытаясь поспать.

Ещё каких-то полчаса назад он брыкался и вопил, когда я брызгался холодной водой. А теперь серьезный.

Мы с Тони познакомились еще на отборе. Первые дни я сильно тосковал по Земле. Воспоминания исчезали быстро — школьные наставники старались. Но оставалась глухая тоска. Глубокая и чёрная. Ночами я тихонько выл в подушку, не в силах избавиться от боли в груди, от комка, склеивающего горло.

Тонина комната была соседней. Он заглянул ко мне поздней ночью и сидел со мной до утра.

А вот такие Контакты не его стихия — ясно всем.

Ли поймала изучающий взгляд, который я задержал на Тони.

— Мальчики, может хватит таращиться друг на друга? Может, мы сегодня чуточку поработаем? Ась? — И фыркнула, улыбаясь.

Вот кто всегда несерьезен, так это Ли. Восхищён этим качеством. Никогда не видел девушку грустной. Даже начиная очередное упражнение, Ли умудрялась шутить, весело сдувая с глаз непокорную челку. Маленькая Ли живчик и заводила всех проказ нашей группы. Отличный спец, отличная подруга.

После того, как Ли развеялась, впервые увидел, как Тони плачет. Ли развеялась за несколько недель до выпуска. Ушла. Ушла бесследно. Её желание и её выбор.

Группа жила подавленно несколько дней после Ухода подруги. Мы слышали, что иногда ученики, не выдержав испытаний, уходят, но вот чтобы так… Рядом… В нашей группе…

Тони плакал очень тихо, сжавшись в комок на постели. Я неловко обнимал друга, вспоминая лицо Ли, её голос. И теребил деревянный амулет.

Фигурку Праотца я вырезал из сухой ветки клёна и почти всё время носил в руке. Ребята сначала подкалывали меня, но позже привыкли.

Деревянный амулет, по идее, должен приносить удачу. Конечно, это просто игрушка и никакими силами не обладает, но я привык к ней и часто сжимаю в руке просто так, на всякий случай.

Кручу в пальцах амулет и что-то тихое успокаивающее говорю Тони.

С каждым днём в группе всё реже вспоминали о Ли. Опять стало пробиваться на свет зелёными ростками веселье. Опять мы стояли под клёном, и кто-то крутил высотное сальто. Опять веселье расцветало. Начинался очередной день с очередного Контакта.

Ворота за моей спиной закрылись. Пора начинать. Передо мной до самого горизонта расстилался бесконечным зеркалом Второй слой. Снизу ровная зеркальная поверхность. Вверху кучевые нереально белые облака, скользящие в прозрачном небе. Я один. Никого из моих друзей тут нет — у каждого свой слой для Контакта.

Тони рассказывал, что его слой имел матовую поверхность и очень завидовал моей зеркалке. Но тут завидуй не завидуй — не нам выбирать слой, а слой выбирает.

Я бреду по стеклянной плоскости. На горизонте, где вогнутая поверхность слоя смыкалась с небом, родился огонек. Пару раз мигнул и понёсся в мою сторону. Через минуту огонёк стал Павлом.

Белые одежды наставника развивались на слабом ветру, которого я не ощущал. Павел, не проронив ни слова, кивнул мне и слегка улыбнулся одними уголками губ. Я вежливо ответил кивком, но не выдержал и разулыбался…

Наставника я любил. Виделись мы только на утренних Контактах и никогда не разговаривали. Но я купался в той доброте, что исходила от него.

Павел медленно повел рукой в сторону от нас. Поверхность невдалеке заколыхалась, пошла волнами и выпустила из себя трех человек — двух молодых женщин и пожилого мужчину.

— А на поверхность сегодня не пойдем? — удивленно спросил я.

Павел качнул отрицательно головой и усмехнулся. Знал, что я не люблю Контакты прямо на слое — намного интереснее спуск на Поверхность. Люди там в родной обстановке. Они живые. А на слое… Люди стоят по стойке смирно на зеркале поверхности. Глаза смотрят в пустоту. Люди-статуи.

Но, ладно. Пора начинать Контакт. Подошёл к мужчине. Лучше начать с самого трудного. Подошел со спины, запустил пальцы в голову. С трудом законтактировал с информационной капсулой — у пожилых они крепкие и своенравные. Подключился, собирая сведения о человеке. Выбрал из грядущих неприятностей мужчины самые главные. Одно можно погасить без последствий, другое угаснет само, а вот это имело потенциальную угрозу для человека. Но…

Контакт неудачный, капсула вредничала, выдавливая пальцы, информация о мужчине шла смазанная. Павел ходил вокруг меня с людьми, наблюдая за работой. Проблема.

Я не видел, из-за чего мужчине потребовалось Предупреждение… Во мне нарастало легкое удивление. Павел бесстрастно смотрел, а я откровенно лажал.

Информационная капсула словно почуяла мою заминку и бешено задёргалась, разрывая Контакт. Чуть губу не прокусил, борясь с врединой. А вот тут, поверх моих пальцев, легли неощутимые кисти рук Павла. Капсула тут же утихомирилась, и я увидел нужное.

Наставник отошел в сторону. Теперь проще. Этот пожилой мужчина скоро мог неизлечимо заболеть.

Осталось только аккуратно соорудить Предупреждение. В ближайшие дни перед глазами человека мелькнет в газетах, в рекламе и Бог знает где еще, информация о профилактике заболевания. Он услышит обрывки разговоров о болезни, когда сядет в транспорт.

Предупреждение будет работать три дня, а дальше — свободный выбор человека. Обратит ли внимание на Знаки или пройдет мимо.

Предупреждающие знаки у меня выходили отлично. Может, хоть это умолит мою промашку в начале Контакта?

Как-то я поинтересовался у Павла, почему не дать человеку Явный Знак — просто не показать ему что будет в будущем… Наставник улыбнулся и, как всегда, промолчал. Я не ждал ответа — понятно, что не моего ума дело. Но интересно же!

С молодыми женщинами проще — информационные капсулы легко шли на Контакт, и работа быстро завершилась. Отошел от людей и спокойно стал ждать оценки.

Наставник поднял руку, начертил в воздухе неоново-светящуюся зеленым троечку. Махнул прощально ладонью и искоркой исчез за горизонтом.

Тройка? Что-то новое. Значит, надо вечерами позаниматься дополнительно. Не дело это.

Передо мной открываются Ворота, и я выхожу на улицу, озадаченно сцепив пальцы за спиной.

У ворот стоят ребята из моей группы. Над плечом каждого висит в воздухе мерцающая оценка за Контакт. Любопытно, но тройка только у меня…

Тони блистает ярко-золотой пятёркой. Молодец! Для него пятёрки до сих пор остаются сюрпризом.

Друг подошел ко мне, разглядывая мою тройку:

— Трудно было?

— Дед… — буркнул я.

Ребята понимающе закивали.

А днём нас нещадно гоняли. Чем ближе день выпуска, тем сложнее и масштабнее уроки. Каждый из нас займет полагающееся ему место во вселенной. Так, как скажет Он.

— Ты будешь скучать по мне? — Друг долго не мог уснуть, крутился в постели в последнюю ночь перед выпуском. И вот, наконец, выдал громким шепотом:

— Ты будешь скучать по мне?

— А разве мы не будем видеться? — удивлённо спросил я.

— Ну, не так часто, как в школе, Серый.

Тони я разрешал так себя называть. Меня такое прозвище трогало почему-то. Какие-то отзвуки прошлой жизни цеплялись за слово.

— Буду скучать.

Друг развернулся ко мне и полез обниматься.

— Ты боишься? — не унимался парень.

Боюсь ли я?

— Нет, — ответил я.

Ответил искренне. Чего можно бояться? Я знал, кем буду. Немного любопытно — никогда не слышал, как говорит Он.

— Странный ты, — вздохнул глухо. Хмыкнул: — Все вокруг дёргаются, переживают, а Серенькому хоть бы хны. Хотя… — Тони помолчал и явно улыбнулся в темноту, — Чего можно ожидать от тебя? Есть ли вообще на свете вещи, что могут выбить тебя из равновесия?

Друг ошибался. Есть вещи, которых я боялся. Вещи, вышибающие из-под ног почву. Я боялся Печати.

* * *

Со дня Выпуска прошло больше полугода. Я стал служить Предупреждающим, как и думал. Как только просыпался вокзал, начинал поиск.

Скольжу незримой тенью в толпе людей, легонько касаясь спешащих куда-то мужчин и женщин, детей и старушек. У левого плеча некоторых скользят коллеги — Хранители. Мы, заметив друг друга, здороваемся еле заметными кивками, не отрываясь от работы. Люди с Хранителями мне недоступны — вне моей сферы. У них и так предупреждающий за плечом.

Ещё недоступны люди с Печатью.

На Поверхности мне Печать не видна. Бывало, начинал Контакт, выскальзывая из временного потока, но Печать наглухо закрывала доступ к информационной капсуле человека. Я убирал руки и отпускал его, грустно смотря в след.

Но надо служить дальше. Пока работа очень сильно выматывала, но я терпеливо ждал, когда привыкну. Иногда, чтобы успеть охватить уезжающих, я делился на несколько подличностей, и проводил одновременно с десяток Контактов. Так недалеко и до развеиванья.

Наши встречи с Тони стали реже. Мы встречались на побережье, недалеко от моего места Служения. Мой друг стал грустным и замкнутым — уставал не меньше меня. Он — Утешитель. Очень тонкая работа. Каждый день Тони погружался в тягостные и страшные воспоминания людей, утешая, успокаивая и убирая тёмное, больное, тоскливое…

Два уставших существа, мы встречались на пустом пляже, тихо привалясь друг к другу плечами, и смотрели на уходящее солнце. Часто молчали. Рассказывать о Службе? А надо ли?

Иногда на пляже появлялись ребята из нашей старой группы. Тогда мы болтали немного, делились новостями, но ребята уносились прочь и снова повисало молчание. Снова мягкий прибой, легкий ветер. Так мы отдыхали. Каждый думал о своём. Я чаще думал о Печати. Кто же знал, что я совсем скоро с ней столкнусь.

* * *

На моей территории появилась семья из пяти человек. Они возвращались с отдыха, весёлые и возбужденные отпуском, проведенным у моря.

Младшие брат с сестрёнкой носилось вокруг родителей и степенно идущего рядом с ними старшего сына.

Я привычно подлетел к ним — Предупреждение требовалось. Вышел из времени и начал Контакт с папы. Не смог.

Списал всё на усталость и решил поработать с мамой. Когда не получилось и с женщиной, то я понял — Печать. Руки опустились.

Я вывел всю семью на свой рабочий Второй слой. Зеркальная поверхность мира привычно развернулась передо мной. Родители и дети стояли среди бескрайней стеклянной пустыни окаменевшими солдатиками. Так и есть — Печать. Его Печать!

Над головой каждого человека висел белый огонёк. Такого я ещё не видел, чтобы сразу у всей семьи. Им ничем нельзя помочь — судьба предрешена. Не в моей власти как-то повлиять, исправить, Предупредить. В ближайшее время эта семья уйдет из земной жизни. Вместе.

Если бы я захотел, то мог бы разглядеть, КАК они уйдут, но не хочу…

Ноги у меня подогнулись, и я сел на зеркальную поверхность. Рядом тихими истуканами замерла семья. ОН поставил точку.

Задрал голову к небу, упёрся взглядом в скользящие высоко-высоко над головой белоснежные облака:

— Ну, как же так, Господи? Почему мы, твои слуги, не можем ничего изменить?

Я долго сидел посреди стеклянной пустыни, а рядом замерла обречённая семья. Ждать ответа от НЕГО глупо.

Надо отпускать людей с Печатью. Они ещё дышат, живут, мечтают о чём-то хорошем, светлом. Но уже есть Печать. Не справедливо как-то, да?

Сидеть рядом с ними можно до бесконечности, но появилось странное ощущение, что я отбираю у них последние мгновения жизни, потому резко встал.

Подошел к самому маленькому ребенку — мальчику лет десяти, дотронулся до плеча:

— Прости меня, малыш! Я ничем не могу тебе помочь.

Мальчик спокойно смотрел сквозь меня. Ещё чистая, но мятая маечка, лямки от шорт лежат на худющих плечах. На голове бейсболка с вентилятором. Козырёк бросает слабую тень на курносый нос и на щеки. Правая со свежей царапинкой, а над головой чисто-белый огонёк Печати. Такой спокойный светлячок, поставивший точку в судьбе этого ребёнка. Как и у старших брата и сестры, как и у родителей.

Сестра малыша выглядела года на три старше. Прядки цветных волос почти до плеч, проколотая ноздря, мягкие черты лица. Какая-то лукавинка во взгляде. Девочка чем-то неуловимым напомнила мне Ли. Не внешне, а какой-то внутренней пружинностью и искрящимся озорством.

Старший брат совсем взрослый, под двадцать, с меня ростом. Карие глаза уставились в пустоту, слегка спутанные лохмы, резкие контуры скул, широкие плечи…

Зря я рассматриваю этих детей, зря. Опять вернулся к малышу и протянул руку к Печати. Огонёк слабо пощекотал указательный палец. Чуточку толкнул Печать. Светлячок качнулся в сторону, но тут же мягко вернулся на своё место. Такая эта Печать несерьёзная, просто раздавить между пальцами можно. Ну, я и сдавил.

Печать мигнула и… погасла.

В этот миг я осознал, ЧТО натворил — я погасил ЕГО Печать. Сжался, зажмурился, ожидая Кары, ожидая Развеиванья.

Но, ничего не происходило. Медленно открыл глаза. Меня никто не Карал?

Невольно улыбнувшись, осторожно подошел к девочке и погасил её Печать, потом к парню, а следом и мама с папой лишись этого страшного знака. Я с улыбкой оглянулся и вздрогнул.

Рядом стоял наставник Павел.

— Ты сделал выбор, сынок, — проговорил наставник тихим, похожим на шелест листвы голосом.

Голос я слышал впервые.

Слабый ветер еле шевелил полы просторной одежды, как и мои теперь. Ветер дул непонятно откуда. Поверхность под моими ногами стала абсолютно прозрачной, и я разглядел внизу огромный бок нашей планеты. Евразийский континент уходил в тень и тут же вспыхивал мириадами искусственных звезд фонарей и окон.

— Где же я найду на твое место нового Предупреждающего? Ладно. Решим. Н-да-а-а… Маленький любопытный Серенький. Твой статус в этой вселенной… Н-да… Качественно изменён, но поздравлять не буду. Сам поймешь почему. Посмотри-ка, малыш, на этих людей.

Павел кивнул в сторону земной семьи.

— Что видишь, Серенький?

Я видел. Видел, что Судьба этой семьи предрешена. Им нужна Печать, как точка их существования. Печать, которая сохранит их последние дни на земле от напастей и невзгод, принесёт толику радости и счастья. Охранная Печать. Осталось только её вернуть.

* * *

Осенью на побережье вечер приходит быстро. С темнотой в прибрежных кустах начинают полоумно скрипеть цикады, поднимается ледяной ветер.

Тони появился из ниоткуда, выпрыгнул на ещё теплый песок. Оглянулся, заметил меня, сидящего на песке, и устало пошёл в мою сторону. Остановился в нескольких шагах.

Мы больше не могли коснуться друг друга. Я спокойно смотрел на моего друга, а Тони на меня. Друг слабо улыбнулся и пошевелил пальцами, здороваясь.

А я запустил по запястья в песок обе ладони. Холод притаился под тёплым песком. Почуял. Почуял родственный морозный ком, живущий во мне, и моментально прильнул к пальцам доверчивым дворовым песиком.

Я поднялся с песка, отряхнул штанины. Прощально махнул Тони рукой. Наши встречи больше не имели смысла, но мы всё равно встречались. Несколько секунд рядом. Несколько секунд молчания. Я подцепил рукой белый плащ, брошенный на песок. Глубоко вздохнул и побрёл с пляжа, не оглядываясь.

* * *

У меня остались воспоминания о школе и странные сны. Я скольжу в толпе людей, легонько касаясь спешащих куда-то мужчин и женщин, детей и старушек. Я ищу. Огромный человеческий муравейник. Люди, люди, люди… Торопятся, тянут за собой неподъёмные сумки, детей…

Нашел. Выхожу из потока времени. Мир вокруг меня замирает, становится блёклым, серо-белым. Я чувствую ЕГО присутствие за спиной. Его Воля скользит сквозь меня, сквозь пальцы к человеку. Секунда, и над головой бедняги зажигается звёздочка Печати.

Пора возвращаться в реальное время. Проводник его Печати не может долго задерживаться на одном месте.

Люди, люди, люди… Струятся вокруг меня и сквозь меня, Хранители почтительно и опасливо кивают мне при встрече. Почти явственно вздыхают с облегчением, когда я проскальзываю мимо.

А я продолжаю поиск. Чтобы поставить Точку.

Чаще всего я вспоминаю Школу.

Москва, октябрь, 2003
© Аркадий Рэм. www.arkrem.ru